выберет, а не те, с кем вынужден выступать на арене. А еще хотел дом, хотел, чтобы было тепло, хотел одеваться в новые, не поношенные вещи… Разве он много хотел?!
- Брик! – Кэти тронула сына за плечо. Ты почему не помогаешь? – она указала взглядом на группу людей, раскатывающих по земле брезент.
- Иду уже… - ответил он и встал.
Санта Барбара, Калифорния, 1973 год.
- Отлично! - СиСи хлопнул сына по плечу, только что спрыгнувшего с лошади. – Я горжусь тобой!
- Он выиграл? – Иден, улыбаясь, подошла к отцу и брату.
- Да, принцесса! Мы победили! Я всегда знал, что он прирожденный наездник.
- Ну, у нас пока только Тед скачет не очень, но, я уверен, он тоже догонит, когда подрастет, - отозвался Ченнинг.
- Знаю, сын, знаю! – сегодня СиСи явно был в духе. – И все равно, я рад, что лучший игрок в команде носит фамилию Кэпвелл.
- Так я тоже рад! – засмеялся Ченнинг.
Ливуд, Канзас, 1969 год.
Он был счастлив. Он знал, что остановка вынужденная, что цирк понесет убытки – не важно, что тебе десять, и ты ничего не понимаешь в бухгалтерии. Ему казалось, что он почти с самого рождения знал простое правило: «есть выступления – есть деньги, а значит еда, обувь,
одежда и даже игрушки». Теперь игрушки ему еще долго не видать. Но ему было все равно. Он попал в золотой мир – казалось, в мире нет ничего, кроме дороги и золотых полей вокруг. А еще был пес – лохматый, с рыжевато-золотистой шерстью. У него никогда не было собаки, но он всегда хотел… Было очень тепло, и он с этой лохматой псиной носился по дороге туда-сюда, убегая так далеко, что кавалькада фургонов пропадала из виду.
Кэти казалось, что она еще не видела более прекрасной картины. Брик летел по дороге ей навстречу, худенькое, но крепкое тельце в большеватой майке и порванных джинсах врезалось в мать со всего разбега. Обняв ее, сын поднял голову и улыбнулся. А в следующее мгновение равновесие, которое она с таким трудом удерживала, нарушилось – подбежав, на нее набросился этот чертов пес, и они все полетели на землю. Но Брик все равно смеялся.
Санта Барбара, Калифорния, 1969 год.
Ченнинг вошел, и в классе воцарилась тишина. Ребята старались не смотреть на него, учительница, напротив, подошла и наклонилась.
- Здравствуй! Может быть, тебе лучше было бы остаться дома?
Он покачал головой. Он не хотел быть дома, дома совсем плохо. Дома он не знал, что делать, не знал, к кому подойти. Он боялся слез… особенно слез отца. Это было даже страшнее газет с фотографией мамы и заголовками, рассказывающими о ее смерти.
- Можно, я сяду?
- Да, конечно…
